«Слепая зона» правового конфликта: о чем не знают те, кто хочет ыиграть суд - Максим Божко

Этот «тихий» ход по делу подействовал как землетрясение и поставил всех участников процесса перед неминуемым выходом из затяжного процесса. Суд объявил перерыв на семь дней, чтобы дать ответчику возможность заключить соглашение с адвокатом. В следующем процессе либо должен был появиться представитель оппонентов с заявлением, что они этот факс не направляли (что неважно для суда — ибо представитель есть, а следовательно, извещен о процессе), либо, если никто не явится, суд должен был рассмотреть вопрос по существу. Случилось второе.

Говоря о том, каким подчас неожиданным образом для одной или обеих сторон могут развиваться события в суде, сравним их с игрой в шахматы на нескольких досках одновременно.

Представьте себе игру в шахматы одновременно на разных досках, когда движение фигур на одной из досок странным образом влияет на положение фигур на других досках. Вопрос только в том, как много досок мы видим и отслеживаем перемещение фигур на них и нет ли таких досок, на которых игра ведется помимо нашего осознания, но итоги которой влияют на нашу партию.

Играя на правовом поле, юрист может одновременно видеть, скажем, две или три доски, в то время как его оппонент сражается лишь на одной или, наоборот, сразу на пяти-шести досках. При этом сколько бы досок ни было в поле зрения любого из них, на самом деле их несоизмеримо больше, и на каждой постоянно что-то происходит и напрямую влияет на положение фигур на соседних досках.

А теперь предположим, что мы ввязались в правовой конфликт и участвуем в процессе в арбитражном суде. Мы видим одну и ту же доску одного и того же арбитражного процесса, но если кто-то из нас умеет играть на параллельных досках, то он делает шаги, которые для другой стороны могут быть невидимы и непонятны и которые неким образом транслируются на нашу доску и меняют ситуацию здесь и сейчас. Таким образом, фактически мы выиграем эту партию за счет игры в других плоскостях.

В любой конфликт, в каком бы суде он ни решался, мы можем принести факты, установленные ранее уголовным судом и/или судом общей юрисдикции. Действия, которые без какого-либо нашего участия и влияния совершают судебные приставы, следователи, свидетели, нотариусы и прочие, тоже повлияют на наше дело. И даже факс из США в предыдущем примере, который не имеет никакого отношения к праву, упав на нашу доску, изменил ситуацию коренным образом.

Не правом единым

Обстоятельства дела и их правовая квалификация часто именуются позицией, а она может быть, соответственно, фактической и правовой. И ту и другую позицию можно и нужно улучшать, добиваясь позиционного преимущества в фактах и правовой аргументации. Для этого проводятся экспертизы, допрашиваются свидетели, собираются и приобщаются документы, составляются меморандумы судебной практики и привлекаются ученые-теоретики.

Однако жизнь сложнее всяких схем, а логика бывает не только формальной (логикой поиска истины), но и прагматической (логикой доказательства своей правоты). В последнем случае в ход идут моральные упреки, смена темы (мы сейчас не об этом говорим, и это не относится к делу), переход на личности, выдергивание фраз из контекста, ссылка на мнимые источники и авторитеты и выведение общих правил из единичных случаев. Причем все перечисленное применяется непосредственно в зале суда.

Если же посмотреть на правовой конфликт как на явление, выходящее за пределы судебного заседания, то мы увидим, что в нем участвуют живые люди, подверженные страстям и соблазнам, а само течение конфликта простирается во времени и пространстве, как и весь событийный поток жизни. И тогда мы можем задуматься о том, как нам быть, если председатель суда учился вместе с директором правового департамента компании-оппонента или нам довелось оспаривать незаконное, но целесообразное решение органа власти. Эти аспекты ситуации не описаны в кодексе, но их влияние на исход нашего дела трудно переоценить.

Распространяя аналогию прагматической логики на событийный поток правового конфликта, мы можем озадачиться длительным отложением судебных заседаний и затягиванием процесса, передачей рассмотрения нашего дела в иные регионы или неожиданный для нас суд общей юрисдикции, опозданиями на процесс в связи с транспортными проблемами, потерями документов и многими другими случайностями.

Разумеется, нельзя построить сколько-нибудь надежную позицию в расчете на потерю документов твоим оппонентом, но можно затянуть процесс настолько, что победа утратит значимость либо станет невозможной. В ряде случаев скорость гораздо важнее точности (в смысле правоты по существу спора), а издержки борьбы (финансовые, временны́е, эмоциональные) оказываются слишком высокими, чтобы ее продолжать. Мы сможем обсудить это подробнее, когда будем говорить о преимуществе во времени и пространстве.

Таким образом, следует заключить, что правовой конфликт как часть жизни представляет собой явление комплексное и разрешается не только в зале суда, но и за его пределами.

Клиентские эмоции и искушение алиби

Клиентская эмоциональность обычно выражается в том, что клиент требует немедленных действий и готов одобрить любые шаги в направлении результата. При этом результат понимается им весьма абстрактно, а путь перехода к нему представляется скорее в виде «голографического прыжка» в новую реальность. И понятно, что юристу сохранять хладнокровие и «рассматривать победу» в такой ситуации сложно: есть риск потерять клиента, который просто уйдет к более расторопному коллеге. В частности, поэтому действовать зачастую приходится быстро, хотя в спешке и можно наломать дров (выше мы приводили пример со спором о коллекции икон).

Применительно к этой ситуации следует говорить об «искушении алиби» — термине, который ввел В. К. Тарасов, родоначальник теории управленческой борьбы. Вот как автор объясняет это понятие: «„Я сделал все, что мог“, — вот его формула. Формула яда, которому так трудно найти противоядие. Ничто так не мешает разглядыванию победы, как нежелание бездействовать в критический момент, когда все вопиет: действуй! Но действовать в такую минуту — значит поддаться слабости перед искушением алиби. Алиби: я действовал, я сделал все, что от меня зависело. Вот я сделал то-то и то-то, не моя вина, что победы не случилось. Что важнее: чтобы была победа или чтобы я не был виновен в поражении? Хорошо, когда эти тропинки не в разные стороны, когда именно действуя и обретаешь победу, подобно тому как, таская по полену, перетащишь всю кучу дров, а не таская — не перетащишь. А если эти тропинки — в разные стороны? А кто это знает? Кто это видит лучше вас? Сделаем вид, что они не расходятся, и будем таскать по бревнышку?!» И далее: «Не проведя пустого и твердого разделения внутри себя, не отделив того, что от меня зависит, от того, что от меня не зависит, нельзя быть искренним со своим путем. Не зависит от меня лишь одно: я не могу не идти по пути. Не ищите алиби, не изображайте управление, не развивайте кипучую деятельность по достижению победы, а управляйте и побеждайте. Только Путь вам судья».

Работа во имя результата, а не для видимости деятельности начинается с умения говорить прежде всего себе самому правду и желания «служить делу, а не лицам». Тяжелейшие усилия юриста во имя сохранения хороших отношений с клиентом, судьей, следователем, адвокатом оппонента или самим оппонентом, но не ведущие к решению спора трудно высоко ценить. Позволить ему честно выбирать между внешне приятной дорогой, ведущей к проигрышу, и опасной тропой, возможно, ведущей к победе, — и ответственность клиента тоже.

О чувстве меры и хладнокровии

И последнее, о чем хотелось бы сказать в главе, посвященной постановке плана, — это о чувстве меры и хладнокровии. Перефразировав известную цитату «железного канцлера» Прусской империи Отто Бисмарка, надо сказать, что «право — это искусство возможного». Смысл этой мудрости прост — хороший игрок (в интервью Бисмарка упоминается политик) должен достичь того, что возможно при имеющемся раскладе сил. Невозможного достичь невозможно, и при попытке его добиться обязательно теряется возможное. Хороший игрок отличается от плохого тем же, чем удачливый игрок в преферанс отличается от мастера картежных комбинаций. Есть предел везению, есть предел возможностям.

Мы ведем свою работу не в пустом вакуумном пространстве, против нас работают мастера своего дела — умные и опасные оппоненты, и каждый наш шаг предопределен правовой и фактической позицией по делу. Прочность нашей позиции должна быть достаточной, чтобы выдержать натиск противоборствующей силы, тем более что сила эта будет искать слабости нашей позиции повсюду — отрицать, игнорировать либо передергивать факты, представлять альтернативную правовую квалификацию, всячески склонять суд к своему мнению. В связи с этим важно самому первому отсечь и выбросить все то, что не имеет шансов удержаться, и прежде всего это касается объема заявляемых требований.